среда, 4 июня 2014 г.

ГЮМРИ- МОЯ ЛЮБОВЬ

АНАИТ КОРЮН

Гюмри – не место моего рождения, а город моего детства и первой любви, это мой дед Арам и отец Корюн. Обоих сейчас нет, они ушли, растворились, став частицей этого города. Я не еду в Гюмри, он пуст для меня без этих двух прекрасных мужчин. Люблю его издалека – так лучше. Это дает мне возможность по-новому  ощутить вкус к жизни. От Еревана до Гюмри 126 километров, но между ними – большая разница. Каждый гюмриец – потенциальный поэт и художник, в силу этого количество переходит в качество. “Это от нашей земли и воды – уверены гюмрийцы, - главное родиться в Гюмри, а дальше, где бы они не оказались, всплывает сущность гюмрийца.

            В  Гюмри не бывает семьи, рода без поэта или художника. В нашей семье Манукянов только мой двоюродный брат (сын сестры отца) проявил присущие художнику склонности. Об этом говорит то, что однажды, листая подаренный мне альбом, где были фигуры обнаженных женщин, он воскликнул: “Как я люблю голых женщин!”. Это было первым и последним воодушевлением художника в нашей семье. Хотя и среди нас нет поэта, но я себя чувствую ближе к этой сфере, занимаясь журналистикой и время от времени представляя рассказы и поэмы в прозе.
Говорят, мой дед Арам в сарае заднего крыльца нашего дома хранил в старом сундуке дубликат книги песен Саят-Новы. При хорошем настроении он пел песни из этой книги. Но я своего деда не помню поющим – только его высокий звонкий голос. “Эге- ге-ге, жена”, - кричал он на  весь двор. Моя тетя Асмик была девятым ребенком деда, голосом пошла в него,  хорошо пела. Без ее песен наши свадьбы не были бы столь красочны.
Землетрясение согнуло моего деда-гиганта, унеся с собой его любимую дочь Цахик. А в глазах отца я в первый и последний раз видела слезы. Долгое время песни  не пелись. Полуразрушенный Ленинакан за это время переименовался в Кумайри, затем в Гюмри и так остался, но, жаль, что этим ничего не изменилось в жизни города. Лицо города сморщилось от боли, страданий и разрушений. Гюмриец рыдал во весь голос и переживал свою трагедию каждой клеткой своей души. Но однажды в обычный день город перестал плакать и решил жить как прежде: жители этого города не любили жить бедно. В России был путч, страна была в политической лихорадке, а гюмрийцы - в гонке за богатством и сытной жизнью: “Братец, ты ардибашец?”. Бывшие ленинаканцы плавили в кислоте медные пятикопеечные и несли в Россию продавать. Через некоторое время многие гюмрийцы не только вернули потерянное во время землетрясения, но и разбогатели. Они снова стали смеяться и рассказывать анекдоты.
Все мои прекрасные воспоминания о Новом Годе связаны с Гюмри. Последний Новый Год был самый сказочный. В предновогоднюю ночь 1992 года, 31 декабря в 10 часов вечера шел снег. На печке с уголью варилась долма с виноградными листьями, а во внутренней комнате после трехлетнего перерыва украшалсь самая большая елка. Я, прислонившись к смотрящему во двор окну, смотрела на падающие крупные снежинки, похожие на  блестящие бриллианты. Это был последний снег с бриллиантовым блеском. Елка уже была украшена, а мы, дети лежали под кроватью деда Арама и ели конфеты с начинкой коньяка и какао, мысленно загадывая желание. Но ни одно из этих желаний  не стало реальностью этого года. Наши детские мечты мгновенно испарились  весною 1992 года  в очередях за хлебом, когда приходилось таскать по 20 литров воды из родника соседней улицы. Следующий Новый Год пришлось  встречать под светом лампочки. Новый Год означал  компот с сухофруктами. В последний раз моя бабушка (мам) “в своем собственном доме” ( как она любила говорить) приготовила самый вкусный в мире напиток  - большую кастрюлю компота из разных сухофруктов. ”.  Обычно кастрюляс компотом ставилась  у двери, порога дома. Самое приятное было то, что поверхность кастрюли покрывалась толстым слоем льда, а я с большим удовольствием разбивала лед медной кружкой, наполнив его компотом из дна кастрюли. А мой дед Арам любил кричать на весь дом: “Кто есть дома, родная, принеси мне немножко холодной водицы. И если вдруг бабушка (мам)  могла случайно кого-нибудь из нас обнаружить с этим напитком в руках, то начинала ругать: “ Простудишься, заболеешь, ты же взрослый человек, неужели не понимаешь, никому сейчас не до тебя”.  “Не твое это дело, бала джан,  дай кружку, умираю от жары и жажды”  - следовал ответ деда.
В этот год мой дед отмечал последний Новый Год своей жизни, а мы – наш последний Новый Год в Гюмри.
В Гюмри Новывй Год встречали неописуемо красиво, не знаю от чего это было: быть может, от общей атмосферы города, а может быть, от того, что дед с отцом были живы, или же в силу того, что вокруг стола собирались родные боле 20-ти человек.
В тот же год скончался 84-летний дед Арам, а бабушку Анаит перевезли вместе с нами в Ереван. Полтора года прожив в нелюбимой столице,  весною 1994 года она захотела вернуться в свой дом в Гюмри. Вернулась и ушла на 84 –ом году из жизни, как и мой дед. С уходом из жизни деда, отца и бабушки Гюмри потерял для меня прежнюю привлекательность. Первая моя любовь сразу же испарилась, когда я узнала, что мой любимый парень уехал в Бельгию и никода не вернется.
После 13-летнего перерыва я снова оказалась в Гюмри. Оперный театр готовил постановку “Ануш”, а точнее  - возвращение ее гюмрийцам. Несмотря на снег и суровый холод, в театре имени Аджемяна был большой переполох, яблоку негде было упасть. Гюмрийцы  сразу же сострили по этому поводу: “Только сегодня узнали, что из Еревана к нам приедет опера. “Ануш” возвращается к себе домой. Мы давно скучаем по таким вещам. Но ведь первая постановка оперы “Ануш”  была у нас” – говорили гюмрийцы.
Следующий визит в Гюмри также был связан с искусством .  На этот раз молодые музыканты подготовили  для базы русских ввоеннослужащих в Гюмри небольшое мероприятие. После мероприятия гюмрийцы, как правило, без угощения не позволили бы двинуться в путь  И вот столичные гости признаются в том, что за всю свою жизнь они не ели такого вкусного  хлеба, а в моей памяти всплыл знакомый аромат и вкус каменного хлеба. Мы, ереванцы,  жадно наслаждались гюмрийским каменным  хлебом, который, как сказал один из офицеров, продается около базара.
После этого долгое время не ездила в Гюмри, но часто общалась с гюмрийцами. Как-то  встретилась с франкоязычными  гюмрийцами, говорящими на гюмрийским диалекте. Было здорово слышать смешение самого красивого языка и самого красивого диалекта в мире. Но еще  удивительнее оказалось рождение на свет негритенка – гюмрийца. Отец ребенка – молодой музыкант, а мать – певица, красивая негритянка
В какой-то момент мне казалось, что я больше не поеду в Гюмри. Но я познакомилась с прекрасным человеком и великим варпетом (мастером)  -  Эдуардом Арцруняном. Был  2009 год. Именно благодаря этому гюмрийцу, великому деятелю искусства и восстановилась моя прерванная связь с этим городом, воспоминания детства слились с новыми яркими впечатлениями искусства  - выставки Арцруняна, презентации.
А когда скончался  и Арцрунян,  после него моя  внутренняя духовная связь с Гюмри странным образом  укрепилась.  Я познакомилась с прекрасными  молодыми  гюмрийцами -  деятелями искусства, и тогда я поняла, что будущее города в прекрасных руках. Время от времени  ищу грани общения с моим городом ( для визита в Гюмри). Получается – Гюмри меня любит, и наша любовь взаимна.

Перевод с армянского : Ангелина Гаспарян
            Фото: Айк Адамян

Комментариев нет:

Отправить комментарий